ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ОТНОШЕНИЙ СОБСТВЕННОСТИ ЛИЦ,
СОСТОЯЩИХ В НЕЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЯХ
Об актуальности вопроса
Отечественная правовая система, за редкими исключениями, традиционно не признавала правовой силы за фактическими семейными отношениями. Так, дореволюционное законодательство ограничивалось лишь установлением правового статуса внебрачных детей. При этом само явление внебрачного сожительства не было чуждым российской действительности того времени: распространению конкубината способствовали материальные издержки, сопутствующие заключению брака в силу закона и обычая, а также крайне сложная процедура развода.
Один из первых нормативных источников советского периода - Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве РСФСР 1918 г. никаких новелл в этой сфере не содержал. Возможно, законодатели вполне осознавали необходимость соответствующих изменений, но противопоставление светского брака союзу церковному исключало в тот период всякую возможность придать правовую силу внебрачному сожительству.
Следующий кодифицированный источник российского республиканского брачно-семейного законодательства принимался в условиях острой полемики. И один из наиболее дискуссионных вопросов состоял в придании правовой защиты фактическим брачным отношениям. В результате ст. 11 Кодекса законов о браке, семье и опеке РСФСР, вступившего в силу в 1927 г., распространила правила, определяющие права супругов, и на имущественные отношения лиц, фактически состоящих в брачных отношениях. Впервые законодательно были закреплены такие критерии фактических брачных отношений, как ведение общего хозяйства, совместное воспитание детей, выявление супружеских отношений перед третьими лицами, взаимная материальная поддержка. Следует отметить, что автоматически никакие из приведенных отношений к зарегистрированному браку не приравнивались: в каждом конкретном случае вопрос разрешался судом на основе вышеперечисленных доказательственных фактов. Как отмечалось в судебной практике того периода, "отсутствие этих доказательств во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной свидетельствует о наличии между ними не брачных отношений, а случайной связи, которая не охранялась законом и наличие которой не влекло за собой никаких правовых последствий".
Советский период середины 20-х гг. XX в. можно назвать исключительным в смысле придания правовой силы фактическим семейным отношениям. Он продолжался достаточно недолго, характеризовался неоднозначной судебной практикой, а также разнородной трактовкой в законодательстве союзных республик и закончился принятием Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 г., вновь придавшего правовое значение только зарегистрированному браку. Аналогичный подход возобладал при составлении и утверждении последующего кодифицированного акта - Кодекса о браке и семье РСФСР 1969 г. Этот подход сохранился и в наше время: согласно Семейному кодексу РФ, вступившему в силу с 1 марта 1996 г., фактические семейные отношения при отсутствии регистрации брака в органах записи гражданского состояния не порождают прав и обязанностей супругов.
Вопрос имущественных отношений лиц, совместно живущих без регистрации брака, был вновь затронут в 1973 г. Подтвердив недопустимость применения по аналогии норм семейного законодательства к имущественным отношениям лиц, состоящих в фактических брачных отношениях, Пленум Верховного Суда РСФСР в Постановлении от 21 февраля 1973 г. определил, что к указанным отношениям должны применяться гражданско-правовые нормы об общей долевой собственности. Особо отмечалось, что при разделе совместного имущества, нажитого в фактическом браке, необходимо учитывать степень участия каждого из фактических супругов в приобретении такого имущества (средствами, личным трудом).
Несмотря на то, что указанное Постановление Пленума Верховного Суда РСФСР утратило силу, регулирование имущественных отношений фактических супругов и сегодня производится по установленному тогда правилу, т.е. на основании положений гражданского законодательства об общей долевой собственности. Аналогичную позицию занимает большинство исследователей, обращавшихся к данной тематике в правовой литературе. Особое звучание этот вопрос приобрел после появления в отечественном семейном законодательстве института брачного договора. Так, развивая позицию, утвержденную Пленумом Верховного Суда РСФСР в 1973 г., но в целом признавая необходимость регулирования имущественных отношений между лицами, состоящими в фактических семейных отношениях, А.В. Слепакова в качестве альтернативы брачному договору предлагает использовать гражданско-правовые соглашения, основанные на положениях ГК РФ об общей долевой собственности.
Данное предложение, конечно же, не лишено конструктивности. В то же время для его реализации на практике требуется ответить на целый ряд вопросов, касающихся правовой природы такого имущественного соглашения фактических супругов, возможных особенностей его заключения, практической применимости. Первоочередного внимания, полагаем, заслуживают следующие вопросы.
1. Какова правовая природа имущественного соглашения об установлении общей долевой собственности, а также отношений между его сторонами - фактическими супругами?
2. В чем заключается разница между указанной правовой конструкцией и брачным договором, установленным семейным законодательством?
3. Удовлетворяет ли предложенный договор потребностям тех фактических отношений, которые предлагается регулировать путем его применения?
Правовая природа соглашения об общей долевой собственности
Как известно, стороны могут заключить договор, как предусмотренный нормами гражданского законодательства, так и не предусмотренный таковым, при условии, что этот договор не будет противоречить императивным правовым нормам. Соответственно, основываясь на положениях о праве общей собственности, а также на общих положениях ГК РФ о договорах, фактические супруги действительно могут составить и заключить договор, в соответствии с которым будет установлена их общая долевая собственность на один или несколько имущественных объектов - как вновь приобретаемых, так и уже имеющихся в наличии.
В первом случае можно предположить, что возникновение собственности у двух лиц будет происходить на основании договора, по которому такая вещь приобретается, - купли-продажи, мены или другого договора, направленного на передачу имущества, в котором на стороне приобретателя будет указано два лица. Вероятно, таким же договором будут определены доли каждого из них в праве общей собственности на приобретенное имущество. Таким образом, роль специального договора, заключаемого между сособственниками, сведется к установлению порядка использования совместного имущества. В то же время, учитывая, что режим совместной собственности на имущество уже установлен и доли определены, указанный договор может вообще не заключаться.
В случае если установление рассматриваемого режима относится к имуществу, уже имеющемуся в наличии и, соответственно, принадлежащему одному из фактических супругов, то заключаемый между ними договор приобретет черты сделки, направленной на передачу имущества. А в соответствии с положениями ст. 218 ГК РФ подобный договор будет рассматриваться в качестве основания приобретения права собственности. Отсюда следует, что исследуемая договорная конструкция может быть соотнесена с такими договорами, как дарение и мена, - одними из наиболее распространенных видов договоров из группы сделок, направленных на передачу имущества.
В наиболее простом варианте - при передаче прав на одну или несколько вещей от одного лица к другому - данный договор действительно будет напоминать конструкцию дарения. Налицо безвозмездность, являющаяся основным признаком договора дарения. Также имеет место увеличение имущественной массы одного лица за счет уменьшения активов другого, что является критерием договоров, направленных на передачу имущества, в том числе договора дарения. Наконец, присутствует здесь и намерение дарителя и согласие одаряемого на переход имущества.
Но, как следует из существа рассматриваемых отношений, такой односторонний по своей имущественной направленности акт будет скорее исключением, чем типовым примером. Очевидно, что в реальной жизни, если необходимость в подобном договоре возникнет, она затронет имущество не одного, а каждого из фактических супругов. И заметим, в его состав могут включаться не только вещи, а самое различное имущество, что также немаловажно при сопоставлении исследуемой конструкции с отдельными видами обязательств. Наиболее сложным объектом здесь представляются деньги, причем не имеющиеся в наличии на момент заключения договора, а будущие доходы - заработная плата, иные вознаграждения. Учитывая, что режим совместной собственности супругов, согласно действующему семейному законодательству, распространяется на доходы каждого из супругов, воспользоваться этим механизмом могут пожелать и фактические супруги.
Таким образом, вопросы к правомерности и достаточности сравнения с договором дарения возникают при усложнении "элементарной" конструкции исследуемого договора фактических супругов обоюдосторонним движением имущественных предоставлений, а также введением в состав таковых столь важной составляющей для рассматриваемых отношений, как доходы от деятельности каждого из фактических супругов.
Обоюдосторонний характер предоставления ставит под сомнение безвозмездность исследуемого договора. Появляется подобие встречного предоставления, что, в свою очередь, наводит на мысль о сравнении с конструкцией мены. Тем более что в нашем случае присутствуют такие ключевые для отношений мены составляющие, как переход права собственности на каждый из объектов - долей в праве собственности, а также обоюдная передача имущества. Но если в мене, как и дарении, передача имущества является основной и конечной целью договора, то в нашем случае передача имущества сама по себе может и не иметь такого принципиального значения. Вполне вероятно, что фактические супруги захотят закрепить таким договором основу для ведения совместного хозяйства, а возможно, и придать этим отношениям гласный характер либо, что более вероятно, установить понятные имущественные гарантии для одной или обеих сторон на случай "неблагоприятного" исхода из общего дела. Очевидно, что такую комплексную цель ни один из рассмотренных договоров достичь не позволит.
Кроме того, будущие доходы каждой из сторон также не позволяют продолжить сравнение исследуемого договора с вышеназванными конструкциями дарения и мены. Законом закреплен запрет на дарение без четкой идентификации соответствующего объекта (п. 2 ст. 572 ГК РФ). А в случае с договором мены предметом может быть только товар (ст. 567 ГК РФ). При фактически брачных отношениях подразумевается предоставление права участвовать в будущих доходах, что, скорее, следует признать имущественным правом, нежели вещью, при этом правом с неопределенным стоимостным выражением, как можно предположить на момент заключения такого договора.
Все вышесказанное свидетельствует о том, что, несмотря на наличие характерных элементов, присущих договорам, направленным на передачу имущества, в полной мере относить исследуемую конструкцию к данной группе нельзя, в связи с чем нам придется выйти за ее пределы и обратиться к другим правовым конструкциям.
В той или иной мере снять поставленные вопросы позволяет сопоставление исследуемой сделки с договором простого товарищества, также известным как договор о совместной деятельности. Здесь находит свое решение каждая из поднятых проблем. Так, например, обоюдосторонний характер предоставления является вполне уместным для договора простого товарищества, в котором стороны взаимно обязуются внести вклады в общее дело. Также снимается проблема относительно возможности включения тех или иных видов имущества в состав таких вкладов: как следует из положений ст. 1042 ГК РФ, перечень такого имущества практически ничем не ограничен. Кроме того, без труда находит свое место в конструкции договора о простом товариществе обозначенная выше цель договора фактических супругов, лежащая за рамками элементарного обмена имущественными ценностями. Как и в исследуемом нами договоре, внесение вкладов товарищей является не самостоятельной задачей, а лишь средством, способом достижения их общей цели. И наконец, немаловажное значение имеет фидуциарный, т.е. лично-доверительный характер отношений сторон, присутствующий в обеих исследуемых конструкциях.
Проведенный анализ позволяет сделать ряд выводов относительно правовой природы исследуемой договорной конструкции - имущественного соглашения фактических супругов об установлении совместной собственности.
1. Договор об установлении режима совместной собственности в конкубинате не имеет однозначного аналога среди известных видов обязательств, перечисленных в ГК РФ.
2. По характеру порождаемых правовых последствий рассматриваемый договор может быть соотнесен с группой договоров, направленных на передачу имущества, поскольку содержит в себе все характерные элементы соответствующих обязательств. В то же время причислять рассматриваемый договор к указанной группе нельзя, поскольку подобная аналогия не учитывает целевого характера сделки, а также лично-доверительных отношений фактических супругов.
3. Наиболее полным образом учесть все выявленные особенности рассматриваемой договорной конструкции позволяет ее сравнение с моделью договора простого товарищества. Говоря о групповой принадлежности договора о совместной собственности в конкубинате, исследуемую конструкцию следует признать одним из договоров, направленных на создание коллективных образований. Окончательно идентифицируя договор с учетом цели объединения его участников, следует признать особый характер подобного союза лиц, не направленный на извлечение прибыли и не связанный с появлением правосубъектного образования.
Сравнение соглашения фактических супругов
с брачным договором
В большинстве исследований конструкции брачного договора как гражданско-правовой сделки в качестве его основной особенности авторы, как правило, выделяют специальный субъектный состав договора. Не оспаривая правильности данного наблюдения в целом, хотелось бы немного сместить акцент и обратить внимание читателя на предмет исследуемого договора.
Как установлено ст. 42 СК РФ, брачным договором супруги вправе изменить установленный законом режим совместной собственности, установить режим совместной, долевой или раздельной собственности на все имущество супругов, на его отдельные виды или на имущество каждого из супругов. Одновременно, как следует из содержания норм о законном режиме имущества супругов (ст. 34 СК РФ), такой режим заключается в установлении совместной собственности и распространяется на доходы каждого из супругов, а также на производные от этих доходов различные имущественные приобретения.
Сочетание такого уникального объекта, как будущие доходы, с возможностью установления имущественного режима не только на отдельные ценности, но и на всю имущественную массу, на наш взгляд, и делает брачный договор уникальной договорной конструкцией. В части установления имущественно-правового режима брачный договор наиболее близок к группе ранее выделенных договоров, направленных на создание коллективных образований. Так, например, договор простого товарищества устанавливает режим общей долевой собственности на все имущество, внесенное товарищами в качестве вкладов в общее дело. Но в отличие от брачного договора договор простого товарищества распространяет установленный режим только на те доходы, которые получены в результате совместной деятельности. Включение же в общую имущественную массу других ценностей потребует внести дополнения в ранее заключенный договор. Кроме того, как видно из содержания гл. 55 ГК РФ, выбор имущественно-правовых режимов здесь не настолько широк, как в случае с брачным договором. Еще одно немаловажное различие двух сравниваемых конструкций заключается в том, что цель договора простого товарищества распространяется далее установления правового режима на определенное имущество, в то время как брачный договор ограничивается именно данной целью.
Другой особенностью семейного законодательства является правило о признании доли в общем имуществе за неработающим супругом, не имеющим самостоятельного дохода (п. 3 ст. 34 СК РФ). Указанное правило закреплено нормами СК РФ, регулирующими законный режим имущества супругов, но мы считаем, что оно может быть применено супругами и в случае заключения брачного договора. С точки зрения гражданско-правового законодательства установление подобного правила, вероятнее всего, будет расценено как безвозмездная сделка, в результате которой одно лицо (неработающий фактический супруг) получает имущественное предоставление от другого лица (фактический супруг, имущество которого становится объектом общей долевой собственности). Как отмечалось в научной литературе, гражданско-правовой режим долевой собственности не позволит признать вкладом одной из сторон труд по ведению домашнего хозяйства.
Таким образом, говоря о различиях между брачным договором и договорной конструкцией фактических супругов, можно сделать следующие выводы.
1. Договор фактических супругов, основанный на нормах ГК РФ, может устанавливать только режим общей долевой собственности на указанные в нем имущественные объекты, в то время как брачный договор, основываясь на нормах СК РФ, предоставляет выбор между общей долевой и совместной собственностью.
2. Договор фактических супругов может быть распространен только на конкретные имущественные объекты, идентифицированные в договоре, в то время как брачный договор в такой идентификации может и не нуждаться, охватывая любое имущество, приобретенное супругами во время брака; это достигается за счет включения в состав общего имущества супругов доходов каждого из них.
3. Если семейное законодательство признает за супругом, не имеющим по уважительным причинам самостоятельного дохода (ведение домашнего хозяйства, прочее), право на долю в общем имуществе, то договор фактических супругов, основанный исключительно на положениях гражданского законодательства, такой защиты не предоставляет.
4. Говоря о практической применимости каждой договорной конструкции, следует признать, что брачный договор оптимально учитывает изменения в имущественной массе супругов в течение совместной жизни, в то время как договор фактических супругов требует внесения изменений в ранее заключенный договор в случае трансформации отдельных имущественных объектов, произошедших после заключения договора.
К вопросу о необходимости изменений существующей практики
Характеризуя господствующий в отечественной правовой практике подход к регулированию имущественных отношений лиц, состоящих в незарегистрированных семейных отношениях, приходится признать, что сегодня право к особенностям таких отношений относится безразлично. Несмотря на то что в правовой защите имущественных интересов ни одному из фактических супругов не отказывается, в то же время никаких особенностей в таких отношениях законодатель не видит: ни их лично-доверительного характера, ни факта ведения совместного хозяйства, ни других фактических обстоятельств, свойственных семейной жизни двух супругов.
Ставя вопрос о любых изменениях в существующей практике, необходимо быть готовым ответить на целый ряд вопросов, в первую очередь морального толка. По сути, любая подвижка от нынешнего нигилизма к признанию даже самой малой аналогии с семейными правоотношениями, вероятнее всего, вызовет в правовой среде осуждение, поскольку будет расценена как попустительство легкомысленному отношению к браку, и без того прогрессирующему в обществе в последние годы.
С другой стороны, из всего разнообразия отношений, возникающих в рамках семьи, в нашей работе затрагивается только один из сегментов - имущественные правоотношения собственности. И если мы не будем выходить за обозначенные рамки, то, полагаем, дискуссия о допустимости некоторых аналогий с семейным законодательством в вопросе правового регулирования имущественных отношений фактических супругов вполне возможна и без ущерба моральным принципам.
Более того, основания для указанной аналогии уже давно заложены в отечественном законодательстве, признающем фактический распад семьи основанием для изменения законного режима супругов. В соответствии с положениями ст. 38 СК РФ судам позволяется признавать собственностью каждого из супругов то имущество, которое было приобретено хоть и до расторжения брака, но в период их раздельного проживания при прекращении семейных отношений.
Говоря о проблеме правового регулирования имущественных отношений в рамках фактической семьи, мы не случайно привели этот на первый взгляд диаметрально противоположный пример - фактический развод. Несомненно, что указанные явления "разнополярны" по всем своим характеристикам. Одно из них, как правило, свойственно началу семейного пути, другое неизбежно сопровождает окончание семейной жизни. Первое наполнено позитивным содержанием относительно возможности совместного будущего, второе в большинстве случаев такую возможность исключает, отчего носит негативную окраску.
В то же время эти столь непохожие явления имеют в своей основе значительно больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Дело в том, что как фактическое семейное сожительство, так и фактический распад семейной жизни являют собой практическое, жизненное и самое непосредственное воплощение того факта, которому законодатель придает правоустанавливающее значение - намерение создать семью. Намерение, присутствующее одновременно у каждого из обоих лиц. Этот факт - живое жизненное обстоятельство - способен при определенных условиях противостоять главенствующему формализму факта государственной регистрации брака.
Скажем больше: указанное намерение является ключевым не только для создания семьи, но и для ее продолжения. Ошибочно полагать, что семья как союз двух лиц, зарегистрированный в установленном законом порядке, продолжает существовать только на основании данной регистрации. Поддерживает семью в силе как раз продолжение все того же факта, благодаря которому эта регистрация и состоялась - назовем его здесь намерением продолжать семейную жизнь: опять же намерением, присутствующим одновременно и у каждого из супругов. Второстепенный и зависимый от наличия или отсутствия этого намерения характер факта государственной регистрации брака становится окончательно очевиден при анализе установленного отечественным законодателем порядка расторжения брака. Ведь как только даже один из супругов заявит перед судом об утрате этого самого намерения, брак неминуемо будет расторгнут. Наличие или отсутствие у второго супруга возражений против такого исхода если и будет иметь значение, то всего лишь техническое, в той или иной степени лишь отодвигающее неизбежное (при сохранении прочих обстоятельств) расторжение ранее зарегистрированного брака. Указанный подход нельзя не признать последовательным: как регистрация брака не может обойтись без обоюдного выражения согласия, так и сохранение такой регистрации в силе невозможно при утрате этого ключевого единогласия. Другое дело, что сохранение подобного согласия презюмируется государством, но не потому, что оно было когда-то зафиксировано официально, а постольку и до тех пор, пока никем из супругов не будет заявлено иное.
Возвращаясь к рассмотренному выше судебному решению об имущественных последствиях фактического распада семьи, мы со всеми основаниями можем признать: позиция, занятая по указанному вопросу сначала Верховным Судом РФ, а затем и законодателем, является наиболее логичной и последовательной. Но разрешая ситуацию, свойственную окончанию семейной жизни, логично было бы задаться таким же вопросом и применительно к ее началу: способно ли намерение двух лиц создать семью, подкрепленное сложившимися фактическими семейными отношениями, породить какие-либо правовые последствия имущественного характера до момента государственной регистрации их брака? И если да, то отражают ли эти последствия особый, доверительный характер подобных отношений?
Как было показано выше, в большинстве случаев предлагаемые варианты решения поставленного вопроса не учитывают особенностей рассматриваемых отношений. Также мы постарались обосновать, что с принятием СК РФ в отечественном правовом инструментарии появилась универсальная конструкция - брачный договор, который способен наилучшим образом урегулировать такие особенности имущественных отношений фактических супругов.
Более того, универсальность приведенной конструкции заключается и в том, что, будучи закрепленной в семейном законодательстве, она в равной мере является элементом и гражданско-правового законодательства. Именно эта особенность, на наш взгляд, в сочетании с добровольным характером сделки и диспозитивностью соответствующих правовых норм могла бы позволить, с одной стороны, оптимальным образом учесть особенности объективно существующих отношений, а с другой - сделать это без ущерба морально-этическим принципам, охраняющим семейные ценности.
Наряду с признанием того факта, что интересы фактических супругов не всегда в полной мере защищаются положениями об общей долевой собственности, в научной литературе высказывалось мнение о том, что применение к указанным отношениям норм семейного законодательства было бы неоправданным и противоречило бы самой сути фактических брачных отношений. Так, в частности, полагает А.В. Слепакова, говоря о том, что если современные пары предпочитают зарегистрированному браку фактические семейные отношения, то делают они это именно потому, что последние не влекут никаких правовых последствий.
Согласиться с приведенным обоснованием в полной мере мы не можем. Никакого навязывания фактическим супругам "лишних" правовых элементов в предоставлении им права заключить соглашение, регулируемое по аналогии с нормами семейного законодательства о брачном договоре, нет и быть не может. Как уже отмечалось выше, добровольность рассматриваемой сделки в сочетании с широким диапазоном выбора охватываемых договором имущественных объектов, свободой определения долей каждой из сторон в праве общей собственности и, самое главное, возможностью в любой момент приостановить действие такого соглашения в полной мере позволяют учесть любые причины, по которым фактические супруги не зарегистрировали свой союз.
Наше исследование было бы неполным без упоминания статьи А.С. Иванова-Кулигина, опубликованной в 1977 г., в которой подробно рассматривалась проблема правового режима имущества лиц, состоящих в фактических брачных отношениях. Критикуя возможность регулирования данных отношений нормами об общей долевой собственности, автор привел в своей работе ряд следующих принципиальных замечаний:
предлагаемые гражданско-правовые нормы о долевой собственности не учитывают ни экономических, ни социальных предпосылок возникновения фактических брачных отношений;
при отсутствии закона, прямо регулирующего отношения лиц, состоящих в фактическом браке, по поводу создания общей собственности должен применяться закон, регулирующий сходные отношения;
в связи с тем что отношения участников общей долевой собственности по указанным выше причинам не являются сходными с рассматриваемыми отношениями, по аналогии правильнее применять нормы семейного законодательства об имущественных последствиях недействительного брака;
при наличии уважительных причин фактического брака каждого из фактических супругов следует приравнять к добросовестному супругу, брак которого признан недействительным, и применять к имущественным отношениям таких фактических супругов по аналогии нормы семейного законодательства о совместной собственности супругов на основании ч. 4 ст. 46 КоБС РСФСР.
Именно последнее предложение автора можно считать ключевым выводом его исследования. Данное предложение было интересно и тем, что, не отрицая общей негативной окраски рассматриваемого общественного явления и не приравнивая фактический брак к официальному, А.С. Иванов-Кулигин нашел способ придать такую правовую защиту фактическим супругам, которая была бы им необходима. К сожалению, его наиболее ценные выводы в более поздних исследованиях на данную тему развития не получили.
Заключение
Таким образом, мы готовы сделать ряд общих выводов, в первую очередь касающихся перспектив правового регулирования имущественных отношений лиц, живущих семейной жизнью без регистрации брака.
1. "Правовое безразличие" к фактическим семейным отношениям в основном обусловлено опасениями размывания в общественном сознании границы между охраняемыми государством семейными ценностями и порицаемым распространением явления внебрачного сожительства, нежели собственно правовыми обоснованиями.
2. При этом господствующий подход в регулировании имущественных отношений фактических супругов не только противоречит законодательно закрепленной позиции по смежным правоотношениям (имущественные последствия фактического развода), но и ставит в незащищенное положение того фактического супруга, который не имеет самостоятельного дохода, но занят ведением совместного домашнего хозяйства.
3. Высказанное в правовой литературе предложение регулировать рассматриваемые отношения путем заключения гражданско-правовых соглашений об установлении режима общей долевой собственности, основанных на положениях ГК РФ об аналогичном институте собственности, требует значительной доработки для его практического применения. При этом, говоря о практической применимости, следует признать значительно более подходящим к регулированию рассматриваемых отношений брачный договор - универсальный правовой инструмент, закрепленный отечественным семейным и гражданско-правовым законодательством.
4. Все вышеизложенное позволяет поставить вопрос о законодательном закреплении возможности применения семейного законодательства в части договорного режима имущества супругов по аналогии к тем отношениям собственности лиц, состоящих в незарегистрированных семейных отношениях, которые прямо не урегулированы действующим гражданским законодательством либо регулируются им без учета специфики указанных отношений.
